[paranoia-san]

Солнце село за Голдерские горы, и мягкие сумерки, которые так любят все
животные, разлились над морем холмов и равнин. Закат пылал, а маленькие
долинки были наполнены кротким сиянием, лишенным теней. Высоко на холме,
невдалеке от реки Шобан, зеленела сосновая роща. Хорошо и спокойно было
здесь в сумерки. Посреди этой рощи на полянке жила семья лисиц.
Вход в нору скрывался на опушке. В этот час все семейство вышло на
воздух порезвиться и наслаждалось вечерней прохладой.

Мать следила за игрой детей. Она самым усердным образом поддерживала
общее веселье. Пушистые малыши резвились с беззаботностью только что
начавших жить существ, для которых высшей силой является мать, и эта сила
вся к их услугам, а следовательно, весь мир для них - друг. Они играли и
боролись с буйным весельем, гонялись друг за другом, за мухами и жучками,
смело принюхивались к толстым шмелям и бешено носились, стараясь поймать
кончик материнского хвоста или отнять друг у друга какой-нибудь старый,
давно уже брошенный объедок.
Они играли ради игры и рады были всякому предлогу, чтобы поднять новую
кутерьму.
В этот вечер игрушкой лисят было засохшее утиное крыло. Десятки раз оно
переходило от одного к другому. Но вот его наконец схватил самый бойкий
лисенок, с черной полосой поперек мордочки. Не уступая никому, он стал
носиться по кругу со своей добычей, пока остальным не надоела бесполезная
погоня и игра. Тогда он выпустил крыло, но тотчас же вцепился в хвост
матери и теребил его до тех пор, пока она внезапным прыжком не вырвала
своего хвоста, опрокинув на спинку маленького забияку.
Во время этой суматохи на полянке появился старый лис. Увидев его, мать
вздрогнула, лисята испугались, но знакомый облик тотчас же успокоил всех:
это был отец.
Он нес пищу, и потому все жадно повернули в его сторону глаза и носы.
Отец опустил на землю свою ношу - только что задушенную выхухоль, - и мать
побежала за ней.
Охотники рассказывают, что лиса никогда не приносит добычу к самой
норе, если лисята не дома. А в рассказах охотников иногда бывает и правда.
Мать швырнула выхухоль детям, и они набросились на нее. Они дергали и
таскали зверька, рыча и страшно тараща глазенки друг на друга, и каждый
отчаянно тряс головой, стараясь урвать свою долю добычи.
Мать смотрела на возню лисят с мертвой выхухолью, но в то же время
поглядывала и на окружающий лес. Там всегда могли скрываться коварные
враги: люди с ружьями, мальчишки и собаки, орлы и совы - всем хочется
поохотиться на маленьких лисят.
Она постоянно была настороже, и в этом ей помогал муж. Хотя он играл
второстепенную роль в семейных делах и даже совсем не допускался в нору,
пока лисята были еще слепыми сосунками, тем не менее добросовестно
приносил пищу и сторожил нору.
Веселый пир малышей был в самом разгаре, как вдруг издали донеслось
отцовское "юр-юр-юр-яап" - сигнал приближающейся опасности. Если бы лисята
были побольше, они сами поняли бы значение этого сигнала. Но они были еще
очень малы, и мать поспешила объяснить им, что надо делать: пересказав
лисятам отдаленный лай отца низкими, угрожающими звуками, она загнала их
обратно в нору, где в полутьме они спокойно покончили с выхухолью.
Среди ферм одной только Новой Англии живет не менее тысячи пар лисиц.
Каждая пара ежегодно выводит детей, и потому весьма вероятно, что такие
сцены, как только что описанная, происходят перед каждой лисьей норой в
каждый хороший весенний день. Следовательно, не менее чем сто тысяч раз в
год эти сцены повторяются у нас под самым носом, а между тем все это
происходит в такой тайне, до того осторожны родители маленьких зверьков,
что, быть может, лишь одному из ста тысяч людей посчастливится наблюдать
подобную семейную сцену.
В городе Голдере таким счастливцем, одним из ста тысяч, оказался Абнер
Джюкс. Это был долговязый, белобрысый, веснушчатый мальчишка, который
лазил по деревьям за вороньими гнездами, вместо того чтобы пасти коров.
Он наблюдал за игрой лисят не просто, как всякий мальчишка, а с
трепетом будущего естествоиспытателя. Он тотчас заметил лисенка с черной
маской на морде, как бы одетого в домино, и радостно улыбался его штукам.
Мальчику и в голову не приходило мешать забавам малышей, но тем не
менее он оказался невольным виновником неожиданного перерыва в игре, а
также всех бедствий, обрушившихся на лисье семейство впоследствии.
Абнер охотился на лисиц только зимой. Он гордился своей охотничьей
собакой, которая обещала стать "самым лучшим псом во всем штате". Правда,
это был еще не пес, а только щенок, но щенок с большими лапами, тонкой
талией и широкой грудью. Голос у него был сильный, звучный, и, судя по
угрюмому дикому нраву, щенок обещал вырасти презлющим зверем. Обычно Абнер
запирал его дома, но на этот раз щенок как-то вырвался на волю и, конечно,
тотчас же пустился искать своего хозяина. Его-то приближение и встревожило
отца лисят.
Лисица-мать, убедившись, что все семеро ее дорогих малюток находятся в
безопасности - дома, сейчас же побежала навстречу врагу. Она нарочно
избрала такой путь, чтобы непременно попасться на глаза собаке, если бы та
приблизилась к норе, и действительно вскоре услыхала металлический лай,
который заставил биться сильнее даже закаленное сердце ее супруга.
Но теперь она не думала о себе. Она увлекла за собою неуклюжего пса,
затем, очутившись на безопасном расстоянии от норы, очень просто
отделалась от него, сдвоив свой след, и вернулась в нору. Там было все
благополучно. Только черномордый лисенок, обыкновенно встречавший ее у
входа, на этот раз забился в самую глубь норы и уткнул свой нос в песок.
Минут пять назад он выглянул было из норы, но услышал жуткий,
пронзительный собачий лай, и дрожь пробежала у него по всему хребту, до
самого кончика пушистого хвоста. Малыш поспешно забрался в самый дальний
угол и лежал там, скорчившись, еще долго после того, как всякая опасность
миновала.
До сих пор он жил в мире любви. Теперь в этот мир вторгся страх.